Алла Осипенко
Алла Осипенко... Казалось бы, сколько воды утекло с тех пор, когда поклонники задыхались от счастья видеть ее на сцене! Хозяйка Медной горы, Панночка, Дездемона, Одетта-Одилия, Раймонда, Клеопатра, Фея Сирени, Настасья Филипповна - разве перечислишь все роли, в которых блистала Алла Осипенко! В девяностые годы преподавала за рубежом. Дома, в России, бывала наездами, что называется, по семейным обстоятельствам. Но и во время ее краткого пребывания в Петербурге режиссеры находили балерину, предлагали роли. И она как бы между делом радовала нас своим неожиданным появлением на сцене. То в оперетте-балете Театра музыкальной комедии "Век бабочки...", то в мини-балете Театра Романа Виктюка с необычным названием "...но облака..."
Окончательно вернувшись в родной город, Алла Осипенко занялась педагогической деятельностью, она преподает в балетной школе Никиты Долгушина. И не перестает удивлять балетоманов! В прошлом году станцевала одну из заглавных партий в балете-феерии "Гарольд и Мод". - Я долго подступалась к этой пьесе. Когда-то даже Наталье Волковой в Париже сказала: "Наташа, у меня еще есть время! Мне только пятьдесят девять, а моей героине - восемьдесят!" С того парижского разговора минуло ровно десять лет. Балет "Гарольд и Мод" увидят петербуржцы и в дни близящегося юбилея балерины.
Когда я спросил Аллу Евгеньевну, на какой сценической площадке на сей раз она будет танцевать, она засмеялась:
- Моя учительница, великая Агриппина Яковлевна Ваганова, оказалась провидицей: "Осипенко, с твоим характером ты закончишь в мюзик-холле!" Поэтому, когда мне сейчас звонят друзья или даже на улице подходят незнакомые люди: "Ой, Алла, или там Алла Евгеньевна, говорят, у вас бенефис!..", - я всех приглашаю: "Дорогие мои, милости прошу в... Мюзик-холл!" А если говорить серьезно, то в моем возрасте отмечать день рождения на сцене - подарок судьбы! Не для такой беспокойной личности, как я, просто сидеть на троне и слушать приятные и, может быть, не всегда искренние слова. Самой выйти на сцену в качестве еще действующего лица - это другое дело.
- Алла Евгеньевна, давайте напомним читателям, с чего для вас начался балет. Но прежде о том, что вы - Осипенко...
- ...по отцу, по матери - Боровиковская. Да, мой предок - художник Владимир Лукич Боровиковский. А прадед Александр Львович Боровиковский, сенатор и тайный советник, был поэтом, печатался в "Отечественных записках" и по популярности среди студенчества соперничал с Некрасовым. Папу в тридцать седьмом году посадили. Когда я в шестнадцать лет должна была получать паспорт, мама просила, чтобы я сменила фамилию Осипенко на другую. Мне казалось это предательством по отношению к отцу, и я сказала: нет! А взрослые хотели таким образом оградить меня от возможных серьезных неприятностей.
Что я стану балериной, никто не предполагал. И я не думала! От рождения я была жутко кривоногая. Когда в доме собирались родственники и друзья, мама садилась за рояль, а я танцевала, гости перешептывались: "Ах, какая очаровательная Ляляша, жаль, конечно, но балериной ей не быть!" К трем годам ноги у меня выпрямились, но это еще ничего не значило.
В первом классе я совершенно случайно увидела объявление: в школе организуется хореографический кружок; в конце учебного года учитель хореографии сказал бабушке: "У вашей внучки - ужасный характер! Девица своенравная, но... Мой вам совет: отдайте ее в хореографическое училище". В субботу, 21 июня 1941 года в училище нам объявили, кто принят, а 22-го началась война. Мама хотела меня в эвакуацию отправить со школой, где я уже год отучилась и где меня знали, но, слава Богу, кто-то ей посоветовал: школ много, а балетное училище - одно, лучше отправьте с ним. В Палазне на Каме пережили первую военную зиму. Балету учились... в церкви. Голод, холод... Потом перебрались в Курью, и там уже занимались в бараках, где тоже было очень холодно: на руку, которой держались за палку, мы надевали варежку. В сильные морозы приходилось заниматься в пальто. Теперь, когда объясняешь детям, что балет - это на всю жизнь, доходит далеко не до всех. Наша же любовь к балету, взращенная в таких невероятных условиях, не может не быть искренней и всепоглощающей.
- Ваша карьера в Мариинке складывалась удачно...
- Моя карьера в Кировском театре сложилась не так, как бы мне хотелось. Да, была точка отсчета - "Каменный цветок". Да, на утро мы проснулись знаменитыми! Но в дальнейшем я ведь из классического репертуара ничего станцевать не смогла, не смогла дотянуться до того уровня, который был в "Каменном..." И не потому что была не способна. Так получилось. Возможно, своим исполнением в "Каменном..." я как бы сама себе перешла дорогу.
- И тем не менее, вы имели большой успех в той же Европе...
- Не так давно я передала в Музей театрального искусства диплом, которого удостоилась еще в 1956 году. Первой из советских балерин я получила премию имени Анны Павловой. За четверть века до того утвержденную. После меня ее удостоились Уланова, Плисецкая... Мне просто повезло, что я первая. У нас в стране никто не знал, что это за премия такая. Ну, подумаешь, диплом, подписанный Кшесинской, Преображенской, Вырубовой, Лифарем! Я его в сундук положила и сказала маме: "И не вспоминай, и не показывай никому!"
Поразительно, но меня и сейчас в Европе пожилые люди помнят, узнают, вздыхают: "Боже мой! 61-й год, Париж!.." Я уже, кажется, забыла, а они помнят! Но после того, как на Западе остался Нуреев, меня перестали выпускать из страны. Меня, "невыездную", в Ленинграде разыскивали гастролирующие звезды мирового балета, находили и первым делом спрашивали: "Алла, сколько у вас детей?" - "У меня один сын, - недоумевала я. - А почему вас это интересует?" - "Да потому что на вопрос: "Где Осипенко, почему на гастроли не приехала?" - западные журналисты постоянно получали один и тот же ответ: "Осипенко рожает!"
Сказать, что я была "наглухо" закрыта, нельзя. Мне разрешали выезжать в соцстраны, в Монголию и даже на Ближний Восток, в Дамаск, откуда никуда не убежишь!
Первое предложение остаться я получила еще в 56-м году в Париже. В 58-м предлагали остаться в Югославии: "Вы не исключительно классическая танцовщица, вы должны и модерн танцевать. Мы вам дадим множко денег, множко апартаментов..." Но мне и в голову не приходило, что я могу жить где-то вне России!
- Алла Евгеньевна, чем вы объясните ностальгию - кроме любви и привязанности к близким?
- Да тем, что я росла в семье, где превыше всего была Россия. Ностальгия, как и любовь к родине, родилась вместе со мной.
- А из Мариинки вы все же ушли... Насколько сложно для вас было покинуть сцену, за двадцать лет, наверное, ставшую родной?
- Мне в творческом отношении уже настолько было там несладко, мягко говоря, что сам уход был достаточно легким. К тому же я знала, что иду не на улицу, а иду работать с гениальным человеком, с Якобсоном. Да, ко мне подходили коллеги: "Осипенко! Ты сошла с ума!" Что я могла ответить? "Время покажет." Если говорить о престижности театра, конечно, только сумасшедший бросил бы Кировский. Нормальные люди, как Рудик Нуреев, остались на Западе. Но причины-то ухода у нас у всех - сугубо творческие. Кого мы в Кировском интересовали как танцовщики?! Отношение к нам, два десятка лет отдавшим театру, было пренебрежительное, как к маленьким детям. "Мальчики-девочки"! Я ходила и просила, царствие ему небесное, Сергеева: "Константин Михайлович, ну, может быть, можно попробовать мне Джульетту? Или: можно еще раз станцевать Раймонду?" Он говорил всегда с иронией: "Алла, ну о чем ты говоришь! Ну какая тебе Джульетта! Ну какая из тебя Жизель! Не то амплуа! Какая Раймонда! Ты же два тура еле-еле можешь вертеть!.." Если мне говорили, что это не мое амплуа, я верила. Говорили, что я не могу вертеть два тура, я верила, потому что, действительно, бывали случаи, когда я падала от этих двух туров. А Якобсон давно звал: "Алла, ну когда же ты решишься?!." Вот я и решилась. В "Хореографических миниатюрах" Леонида Якобсона я имела репертуар, была первой исполнительницей миниатюр "Полет Тальони", "Минотавр и нимфа", "Жар-птица", других. В Театре современного балета под руководством Бориса Эйфмана тоже исполняла ведущие партии в балетах "Прерванная песня", "Двухголосие", "Жар-птица", "Идиот".
- Алла Евгеньевна, я знаю, по крайней мере, одну роль, для которой вы созданы, о которой вы, должно быть, жалеете, что не станцевали. Это Маргарита.
- В "Мастере и Маргарите"? Я как-то не задумывалась, но вы, наверное, правы, жалею.
- У вас были реальные шансы?
- Реальные шансы были, потому что Май Мурдмаа, когда ставила "Мастера..." в театре "Эстония", говорила мне, что задумывала этот спектакль со мной.
- И что же помешало?
- Я к тому времени просто уже решила, что в карьере танцовщицы пора поставить точку. Поторопилась, наверное.
- И все же вы участвовали в постановке!
- Да, участвовала, в качестве ассистента режиссера и репетитора, готовила Маргариту и Мастера - Иру Кирсанову с Юрой Петуховым. А потом я сделала с ними одноактную композицию по балету, которую они показывали на своем творческом вечере. Да, где-то, конечно, екнуло, что не успела станцевать Маргариту. Но, вы знаете, я фаталист по натуре. Что Бог дал, то я и сделала. Когда-то Эйфман меня спросил: "О чем вы мечтаете?" Я ему сказала, что мне в принципе уже поздно о чем-либо мечтать. Но он не отставал: "Не может быть, чтобы вы ни о чем не думали!" И тогда я сказала: "Ну, если уж вы так, то, да - думаю. И, конечно же, о Настасье Филипповне". И он поставил "Идиота". И я до сих пор считаю, что это его лучшая работа.
- А что вы считаете своими лучшими работами, творческими удачами?
- Не могу не согласиться с тем, что общепризнанно - Хозяйка Медной горы в "Каменном цветке", из ранних вещей. И Клеопатра в "Антонии и Клеопатре" Малого оперного - балет, в который уже была вложена душа зрелого человека.
- Алла Евгеньевна, про спортсменов говорят: ушел из большого спорта. Когда вы ушли из "большого балета", чем вы занялись?
- По времени это совпало с перестройкой. Стало возможным свободно выезжать за границу. Я получила сразу четыре приглашения. Пока я решала, куда мне ехать, позвонила Наташа Макарова: "Алка, поезжай в Италию... через Лондон. Я ставлю "Баядерку" и хочу, чтобы ты мне помогла". Наташа мне купила билет, потому что денег у меня не было. Я прилетела в Лондон с авоськой и дамской сумочкой. Там я пробыла две недели, после чего продолжила путь. В Италии я встретилась с Рудиком Нуреевым. Через 28 лет! Когда он узнал, что я прибыла по гостевой визе (кстати, я все двенадцать лет так и ездила по гостевой), сказал: "Алла, обратно вы не поедете! Будете преподавать здесь." - "Да я не умею!" - "Ничего, научитесь!" И он меня пригласил преподавать в Гранд-Опера, где тогда был директором. Но в Гранд-Опера на постоянную работу не берут. Я там работала "наездами": контракт на месяц, еще раз на месяц... Стала давать частные уроки. И практически оказалась в услужении некой богатой семьи. Но я была вынуждена на это пойти, чтобы на что-то существовать самой, помогать семье сына - Ваня к тому времени женился, у него родился Данила. Первоначальная пенсия у меня была сто двадцать рублей. Так что за границу я стала ездить, можно сказать, от нужды.
Когда в Италии меня узнали как педагога, стали приглашать в разные частные труппы, студии. Владельцами одной студии были итальянец и американец. Американец решил вернуться обратно в Америку и меня пригласил на два месяца - давать уроки в Хардфорд-скул, это довольно большая школа, до 500 учеников. После я получила приглашение туда на постоянную работу, чем не преминула воспользоваться.
- Алла Евгеньевна, а каким образом в вашу жизнь вошло кино? Кто из режиссеров первым снял вас в своей картине?
- У кого же я впервые снялась?.. У Ильи Авербаха. В его последней картине "Голос". Он предложил мне замечательный эпизод, который критика отметила как мою удачу.
- А потом уже был Сокуров.
- Да, потом был Сокуров. Сокуров через нашу общую знакомую Таню Боборыкину передал мне сценарий "Скорбного бесчувствия". Я начала читать и никак не могла понять, что за роль он мне собирается предложить. И вдруг читаю: открывается дверь в столовую, и появляется балетная нога. Думаю: вот, наверное, тут я и могу пригодиться. После балетной ноги в столовой появляется цапля - живая цапля. А Таня мне сказала, что Сокуров очень оригинально мыслящий человек. Наверное, думаю, он собирается создать какой-то фантастический образ, что может получиться интересно. И вот наша встреча. "Алла Евгеньевна, вам понравился сценарий?" - "Очень понравился!" - "Ну и что, вы согласны?" Я говорю: "Да, конечно, Александр Николаевич! Только, вы знаете, надо обязательно пригласить балетмейстера, чтобы решить этот образ..." - "А я уже пригласил". - "Ну, тогда проблем с этой ногой не будет". Сокуров опешил: "А вы о каком персонаже говорите?!" - "Я о цапле! А вы о ком?" - "А я об Ариадне!" - "Да что вы, Александр Николаевич!.."
- Проходит двадцать лет, и Сокуров вновь вспоминает о вас...
- Вы о "Русском ковчеге"? Ну, он же "Ампир" еще со мной снял. И в документальной его ленте "Спорт, спорт, спорт" лютой зимой я плавала в проруби. От кого-то, вероятно, прослышал, что я занималась "моржеванием". А в "Русском ковчеге" он мне предложил сыграть самое себя. У меня есть контракт, где написано: "Актриса Алла Осипенко играет Аллу Осипенко". Сначала я воспротивилась, но Александр Николаевич настоял на своем: "Алла Евгеньевна, никто, кроме вас не сможет..." Он придумал занятный эпизод в рембрандтовском зале Эрмитажа со мной у картины "Даная", как вы знаете, залитой каким-то вандалом серной кислотой и воссозданной реставраторами практически из ничего. "Что вы делаете у этой картины?" - спрашивает меня герой Сергея Дрейдена. "Я с ней разговариваю"... Я думаю, что Саша придумал эту сцену, зная мою непростую биографию, зная мои жизненные коллизии.
- Алла Евгеньевна, вы - выдающаяся балерина. Так о вас сказано в энциклопедии. Но в балет-то вы попали случайно, его могло и не быть...
- Да, был случай. Но потом была - жизнь! Жизнь, которую без балета я себе просто не представляю. И, дай мне возможность пережить ее заново, я бы не стала в ней ничего менять. Я бы оставила и породивший меня Кировский театр, и уход из него. И "Хореографические миниатюры", и балет Эйфмана. И недолгую работу в "Ленконцерте", когда приходилось танцевать в сумасшедших домах, в тюрьмах, а жить - впроголодь, на копейки. Я прошла тернистый путь, но это был мой путь, выбранный мною, выстраданный... Я бы оставила все свои травмы. Даже ту, после которой в двадцать лет мне сказали: "Вы больше никогда не будете танцевать!" После чего я начала бороться за возвращение на сцену. Я уже тогда понимала, что без сцены не смогу жить. И оказалось, что у меня очень сильный характер, если говорить о профессии...

Беседу вел Владимир Желтов, Фото Валентина Куклева , 01.07.2002
© Владимир Желтов, "Театральный Петербург"