Алла Осипенко: "Я выросла в семье, где превыше всего была Россия..."
беседу ведет Владимир Желтов


Алла Осипенко... Казалось бы, сколько воды утекло с тех пор, когда поклонники задыхались от одного счастья видеть ее в танце - на спектаклях Кировского театра, труппы Бориса Эйфмана?! Легенда отечественного балета!.. Впрочем, в начале января, как в былые времена, восторженная публика Большого драматического театра имени Г.Товстоногова то и дело срывалась на аплодисменты - потому что на сцене Алла Осипенко! В представлении, устроенном для "любимой Терпсихоры" Романом Виктюком и солистами балета театров Санкт-Петербурга.
А за полгода до того, во время приезда в родной город по семейным делам, Алла Евгеньевна неожиданно получила приглашение от художественного руководителя Театра музыкальной комедии Александра Белинского сыграть роль балерины (самою себя?) в спектакле Кирилла Ласкари "Жизнь артиста".
Выдающаяся балерина и... оперетта? Было интересно узнать, что она сама думает по этому поводу? - Мне моя учительница, великая Агриппина Яковлевна Ваганова, говорила: "Осипенко, с твоим характером закончишь в мюзик-холле!" Что в общем-то и случилось. Так что ничего удивительного нет.
Удивительное, как оказалось, другое: непростая человеческая судьба - женщины, матери, не так давно потерявшей единственного сына, бабушки. Да, уже бабушки...
"СМЕНИТЬ ФАМИЛИЮ МНЕ КАЗАЛОСЬ ПРЕДАТЕЛЬСТВОМ..."
- Алла Евгеньевна, вы - Осипенко...
- ... По отцу, по матери - Боровиковская. Да, мой предок - художник Владимир Лукич Боровиковский. А прадед Александр Львович Боровиковский, сенатор и тайный советник, был поэтом. Печатался в "Отечественных записках" и в популярности среди студенчества соперничал с Некрасовым. Дед, тоже Боровиковский, Александр Александрович, - очень известный в Петербурге фотограф. Папу в тридцать седьмом году посадили. Мама с ним развелась. Когда я должна была получить паспорт, мама просила, чтобы я сменила фамилию Осипенко на другую. Мне казалось это предательством по отношению к отцу, и я сказала: нет! Может быть, взрослые хотели таким образом оградить меня от серьезных неприятностей, не знаю. Мы с мамой больше никогда не касались этой темы.
"В БАЛЕТ Я ПОПАЛА ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО БЛАГОДАРЯ СВОЕМУ ХАРАКТЕРУ..."
- Алла Евгеньевна, каким образом балет стал вашей судьбой?
- В детстве я была далека от всего этого и в балет попала исключительно благодаря своему характеру. Балериной хотела стать моя мама. Но до революции нужны были рекомендации известных балерин, и ей одного голоса не хватило. "ЧТО Я СТАНУ БАЛЕРИНОЙ, НИКТО НЕ ДУМАЛ. И Я НЕ ДУМАЛА!" От рождения я была жутко кривоногая... Когда в доме собирались родственники и друзья, мама садилась за рояль, а я танцевала. Гости перешептывались: "Ах, какая очаровательная Ляляша, жаль, конечно, но балериной ей не быть!" К трем годам ноги у меня выпрямились. Но это еще ничего не значило.
В первом классе я увидела объявление: в школе организуется хореографический кружок. Это слово мне ничего не говорило. Но я прочитала и более важное для себя: занятия два раза в неделю после уроков! Вот это меня очень даже устраивало. "Ага, значит, я два раза в неделю смогу приходить домой поздно! (Для меня пять часов - уже было поздно!) А до того времени смогу быть свободной!" В конце учебного года учитель хореографии, с которым я дружна была всю жизнь, до его кончины, сказал бабушке: "У вашей внучки ужасный характер! Девица своенравная, но... Мой вам совет: отдайте ее в хореографическое училище".
"ЧТО ТАКОЕ БАЛЕТ, Я ПОНЯЛА В ЭВАКУАЦИИ..."
- Вы в училище поступили до войны?
- В субботу, 21 июня 1941 года, нам объявили, кто принят, а 22-го началась война.
Мама хотела меня в эвакуацию отправить со школой, где я уже год отучилась и где меня знали, но, слава Богу, кто-то ей посоветовал: школ много, а балетное училище - одно, лучше отправьте с ним... Уехали мы сначала в Кострому. Начались бомбежки, и нас перевезли под Пермь, тогда - Молотов. В Палазне на Каме (сейчас ее затопили - там сейчас водохранилище) пережили первую военную зиму.
Балету учились... в церкви. Голод, холод... Маленькими, мы начали понимать, что такое искусство. Потом мы перебрались в Курью и там уже занимались в бараках, где тоже было очень холодно: мы на ручку, которой держались за палку, надевали варежку, и нас учили, как держать вторую. В сильные морозы приходилось заниматься в пальто.
В эвакуации младшие и старшие классы объединили: те учащиеся, что поступили в 41 году, и те, которые уже заканчивали училище, занимались вместе. И мы так там сдружились! На долгие годы нас объединила эвакуация! Теперь, когда объясняешь детям, что балет - это на всю жизнь, что его надо любить, доходит далеко не до всех. Нам же, эвакуированным, любовь к балету прививать не приходилось, и потому она такая искренняя.
"ВНЕ СЦЕНЫ У МЕНЯ ХАРАКТЕР НЕ БОРЦОВСКИЙ..."


- Алла Евгеньевна, цитирую Энциклопедический словарь: "Осипенко - выдающаяся классическая балерина..." И идет перечень партий: Хозяйка Медной горы, Панночка, Дездемона, Одетта-Одилия, Раймонда, Клеопатра...
- Моя карьера в Кировском театре сложилась не так, как бы мне хотелось. Да, была точка отсчета - "Каменный цветок". Да, наутро мы проснулись знаменитыми! Но в дальнейшем я ведь из классического репертуара ничего станцевать не смогла, не смогла дотянуться до того уровня, который был в "Каменном..." А там, честно говоря, не было какого-то особого исполнения. Там фигура хорошо легла на образ. И потом. Я была, вероятно, первая балерина в Советском Союзе, которую выпустили на сцену обтянутой в трико. Без пачек. Еще и поэтому роль как-то особенно прозвучала.
Моя жизнь в Кировском сложилась по принципу: я тебя породил - я тебя и убью! "Ну какая из нее Жизель! - говорили про меня. - Не то амплуа! Ну какая из нее Раймонда! Два тура не может вертеть!.." То есть своим исполнением в "Каменном..." я как бы сама себе перешла дорогу. Вне сцены у меня характер не борцовский. Если мне говорили, что это не мое амплуа, я верила. Говорили, что я не могу вертеть два тура, я верила, потому что, действительно, у меня бывали случаи, когда я падала от этих двух туров.
Я проработала в Кировском театре двадцать один год. А когда ушла из театра, там танцевали уже без оглядки на амплуа. Особо не задумываясь, подходит - не подходит "Лебединое озеро", подходит - не подходит "Жизель"...
"КАГЭБЭШНИКИ В ЛОНДОНЕ МЕНЯ ЗАКРЫВАЛИ В НОМЕРЕ..."
- Я полагаю, что в самооценке своего таланта вы чересчур беспощадны. В таком случае, едва ли бы нашлось объяснение тому, что вы имели большой успех в Европе...
- Недавно я передала в Музей театрального искусства диплом, которого удостоилась еще в 1956 году. Первой из советских балерин я получила премию имени Анны Павловой, за четверть века до того утвержденную. После меня ее получили Уланова, Плисецкая... Мне просто повезло, что первая. Я о премии даже и не говорила никому, потому что никто у нас в стране не знал, что это за премия. Ну подумаешь, диплом! Подумаешь, подписанный Кшесинской, Преображенской, Вырубовой, Лифарем! А с другой стороны, за одно это в тюрьму могли бы засадить! Диплом я в сундук положила и сказала маме: "И не вспоминай, и не показывай!"
Меня и сейчас в Европе пожилые люди помнят, узнают, вздыхают: "Боже мой! 61 год, Париж!.." Я уже, кажется, забыла. А они помнят! Но после того, как в том же 61-м на Западе остался Нуреев, меня тоже перестали выпускать из страны. Я была "невыездная"...
- С чем это связано?
- Вероятно, боялись, что и я останусь.
- Но для этого еще нужно было вернуться в Союз. После Франции, без "заезда" домой, театр гастролировал в Англии.
- Да, Рудик остался в Париже. А в Лондоне меня кагэбэшники открывали и закрывали в номере. Мне было приказано при выходе из театра после "Каменного цветка" говорить, что я не Осипенко. Разуверить поклонников труда не составляло: я, блондинка, танцевала в черном парике. Выхожу - "Вы Осипенко?" - "Нет, Осипенко сзади!" И поклонники бросались к какой-нибудь красавице, идущей следом. Скажем, к Лиле Петровой, девушке неземной красоты. От фантазии кагэбэшников я пришла в восторг: какая прелесть, я всегда буду говорить, что Осипенко сзади!
Меня, "невыездную", в Ленинграде чуть позже разыскивали (потому что помнили) гастролирующие звезды мирового балета, находили и первым делом спрашивали: "Алла, сколько у вас детей?" - "У меня один сын - недоумевала я. - А почему вас это интересует?" - "Да потому что на вопрос: "Где Осипенко, почему с вами не приехала Осипенко?" - западные журналисты постоянно получали один и тот же ответ: "Осипенко рожает!""
Сказать, что я была наглухо закрыта, нельзя. Мне разрешали выезжать в соцстраны, в Монголию и даже на Ближний Восток, в Дамаск, откуда никуда не убежишь! И все же Нуреев советовал - передавал со всякими оказиями, - чтобы я где-нибудь осталась.
"В ЗАЩИТУ НУРЕЕВА НА СУДЕ ВЫСТУПИЛИ ДАЖЕ РАБОЧИЕ СЦЕНЫ..."
Нуреева обвинили в измене Родине, Роза, сестра его, добилась, чтобы его судили - заочно! Статья, которая ему грозила, имела "вилку" - от 7 до 15 лет лишения свободы. На суде в защиту Рудика выступали даже рабочие сцены. Из балерин я одна пришла и выступила. И удалось доказать, что Нуреев остался на Западе не преднамеренно, что его вынудили остаться, в том числе и наш доблестный КГБ. И ему дали семь лет - за непреднамеренную измену Родине.
Я была тесно связана с сестрой Рудика. Общались, правда, мы с ней на конспиративном уровне. Роза очень боялась - и не безосновательно! - преследований и подслушиваний. Она звонила: "Алла, тебе нужны сосиски?" Если я говорила: "Нужны" - это значило, что ко мне можно прийти. А если: "Нет, у меня есть сосиски" - она понимала: приходить нельзя. Однажды она звонит мне: "Алла, тебе нужны сосиски?" - "Не нужны" - "Как не нужны?! Самые настоящие! Я, - говорит, - килограмм достала! Хочу поделиться..."- "Давай, неси!"




"Я МОГЛА ОСТАТЬСЯ НА ЗАПАДЕ.И НЕ РАЗ..."
Первое предложение остаться я получила еще в 56-м, когда ездила с Театром Станиславского в Париж. В 58 году мне в Югославии предлагали остаться: "Вы не исключительно классическая танцовщица, вы должны и модерн танцевать. Мы вам дадим немножко денег, немножко апартаментов..." Впрочем, году в 76-м мы с мужем (и партнером) Джоном Марковским чуть было не ухали. Я поддалась на его уговоры. Может быть, он был прав, когда говорил: "Это и для Вани будет лучше. Сына надо увезти от этой жизни!" Пришло приглашение, но нам его не отдали, сказали: не приходило! Но то, что приглашение было, я знаю точно. Брат эмигрировавшего актера Лёскина говорил мне: "У меня в письме написано, что приглашения вам и мне посланы одновременно. Я его получил, а вы?.." Мы так и не уехали. Слава Богу!
"ПО ЗАГРАНИЦАМЯ МОТАЮСЬ ОТ НУЖДЫ..."
- И все же теперь вы в Питере - редкая гостья.
- По заграницам я мотаюсь почти десять лет, но это от нужды. На что жить? Когда я уезжала в первый раз, у меня пенсия была сто двадцать рублей! А мне еще надо было сыну помогать...
- Алла Евгеньевна, сейчас вы в Соединенных Штатах Америки...
- Да. А начала с Италии, куда меня пригласили в гости. Потом перестройка, и я получила сразу четыре приглашения - выехать. Пока я решала, куда мне ехать, позвонила Наташа Макарова: "Алка, поезжай в Италию... через Лондон. Я ставлю "Баядерку" и хочу, чтобы ты мне помогла". Наташа мне купила билет, потому что денег у меня не было. Я прилетела в Лондон с авоськой и дамской сумочкой. Там я пробыла две недели, после чего продолжила путь. В Италии я встретилась с Рудиком Нуреевым. Через 28 лет!
Когда он узнал, что я прибыла по гостевой визе (я до сих пор по гостевой езжу), сказал: "Алла, обратно вы не поедете! Будете преподавать здесь". - "Да я не умею!" - "Ничего, научитесь!" И он меня пригласил преподавать в Гранд-Опера, где тогда был директором.
Но в Гранд-Опера на постоянную работу не берут. Я там работала "наездами": контракт на месяц, еще раз на месяц... Стала давать частные уроки. Более унизительного периода в моей жизни я не знала. Я практически была в услужении некой богатой семьи - французских эмигрантов русского происхождения, которые, что называется, из грязи да в князи. Не хочется даже вспоминать! Но я была вынуждена на это пойти, потому что надо было уже помогать семье сына - он к тому времени женился.
- А из Италии в Нью-Йорк как?..
- Потом я ушла из этой семьи. Меня в Италии уже знали как педагога и стали приглашать в разные приватные труппы, студии. Владельцами одной студии были двое - один американец, другой - итальянец. Американец решил возвращаться обратно в Америку, в Хартфорд. И меня пригласил на два месяца: давать уроки в Хартфорд-скул, это довольно большая школа , до 500 учеников. После я получила приглашение туда на постоянную работу.
Когда я заявила, что все, хватит, надоело - уезжаю в Россию, домой, мне пообещали подарить грин-карту - вид на жительство, за которую "новые русские" платят бешеные деньги. Я сказала: "Не надо мне вашей грин-карты! Вот где мне ваша заграница!" Но умные люди надоумили: "Алла, не отвергайте! У вас растет внук, и, может быть, надо будет как-то иначе переигрывать свою жизнь - ради внука". И я заключила новый контракт. Честно говоря, это грошовые контракты. Если бы я попала туда танцующей, то, конечно бы, была при деньгах. А педагоги получают небольшие деньги. Когда произносишь: полторы тысячи долларов в месяц, здесь кажется, что это сумасшедшие деньги. Но, извините меня, 800 стоит квартира.
- Вы сами оплачиваете проживание?
- Конечно, сама. А мне ведь нужно еще и питаться. И в Нью-Йорк съездить - это два часа езды! - и спектакли посмотреть, и какие-то дела сделать. Остаются копейки!
Не могу сказать, что за это время я особо помогла в финансовом отношении семье сына, но, по крайней мере, я их одела! Это уже очень много! Деньги, те гроши, которые здесь зарабатывают, которые им пришлось бы потратить на одежду, они могут пустить на продукты и другие необходимые для жизни вещи.
Да, после моего "ухожу" мне прибавили денег. Может, я теперь не один раз в году смогу приезжать в Петербург, а хотя бы дважды - зимой и летом. Тогда мне будет легче переносить разлуку с близкими.
С внуком, с Данилой, у нас прекрасные отношения, удивительная духовная связь! Он каждый раз просит: "Бабушка, ну не уезжай!"
"НОСТАЛЬГИЯ, КАК И ЛЮБОВЬ К РОССИИ, РОДИЛАСЬ ВМЕСТЕ СО МНОЙ..."
- Алла Евгеньевна, чем вы объясните ностальгию - кроме любви и привязанности к близким?
- Да тем, что я росла в семье, где превыше всего была Россия. Мои бабушки не говорили: Родина, они говорили: Россия. Они говорили: "Мы пережили пять царей: Александра Второго, Александра Третьего, Николая Второго, Ленина и Сталина!" Понятие "вождь-учитель" для них было как закрытая книга. Они пережили пять царей! Так что я воспитана в любви к России, и воспитана очень серьезно. Ностальгия, как и любовь к России, родилась вместе со мной. Поэтому там меня ничто не радует.
Вот восхищаются: Флоренция! Да, красиво! Но там, как говорит Макарова, куда ни плюнь - везде музей! Хорошо, когда приезжаешь посмотреть Флоренцию, но когда ты работаешь и зарабатываешь на жизнь копейки, тебе не до красот. Ты расталкиваешь туристов локтями, чтобы не опоздать в студию.
Я ходила по берегам Арно и видела Неву! Даже дома Флоренции воспринимаешь по-своему: "Ой, похож! В Ленинграде на Петроградской, вот там такой же..." В Италии я все время жила каким-то вторым планом. Это страшно! Этой двойственностью жить почти невозможно! Доходит до того, что, как теперь говорят, "крыша едет"! При всей моей любви к музеям, к красоте, потому что родиться в Ленинграде - это значит родиться в красоте, жизнь вне России не для меня.






Январь 1999 г Владимир Желтов
avtors@mailru.com
Историк, журналист. Живет в Петербурге